Она страшно устала и часто плакала в подушку по ночам. Но, по крайней мере, она была рада, что Бесс настояла на том, чтобы сопровождать ее. Верная служанка была единственной связью с домом. К тому же Бесс уверяла хозяйку, что ее слишком эмоциональная реакция не только на неудачи, но и на такие малозначащие вещи, как чашка остывшего чая или засохшее печенье, связана с тем, что она скоро станет матерью. Иначе Мэдди посчитала бы, что сходит с ума.
Но она действительно очень устала и к тому же не знала, что делать дальше. Она писала домой о том, что ее поиски безуспешны. Она написала и сестрам, но не получила ответа. Она не могла понять, почему близнецы до сих пор не вернулись в Лондон из своего свадебного путешествия. Она чувствовала себя такой одинокой! Ей хотелось лечь в постель и больше никогда не вставать.
Неужели она больше никогда не увидит своего мужа? – со страхом думала Мэдди. Что, если Эйдриан умрет в одиночестве, неизвестно где, и она даже об этом не узнает? Она вспомнила о том, что сказала Фелисити, и потому, по крайней мере, постаралась, чтобы новой жене бывшего мужа подруги стала известна его судьба, чтобы бедная женщина не ждала его напрасно.
Бесс спустилась за чаем и печеньем. У Мэдди появилась привычка съесть что-либо перед сном. Она ходила взад-вперед по крошечной комнате гостиницы, время от времени глядя в пыльное окно на все еще шумную улицу. Солнце уже село, и они с Бесс пообедали в отведенной для них отдельной гостиной. С деньгами Эйдриана их путешествие было намного легче. Более того, жившая практически в нищете, мисс Эплгейт раньше вообще не могла бы себе позволить эти поиски. Но если бы она не искала своего мужа, ей вообще не пришлось бы никуда ехать.
Она машинально взяла в руки лежавшую на столике местную газету. Взгляд упал на объявление, которое она раньше не заметила.
Появившаяся через минуту Бесс увидела, что настроение хозяйки кардинально изменилось.
– Бесс, нам надо выйти! – воскликнула Мэдди. Она уже надела шляпку и накидку.
– Но, мисс Мэдлин… то есть леди Уэллер, я принесла вам горячий чай. К тому же уже поздно.
– Не имеет значения. У меня появилось предчувствие, и я намерена немедленно его проверить.
Обжигаясь, Мэдди, торопливо глотнув чай и дав Бесс время надеть шляпку, поспешила в гостиницу, где, согласно объявлению в газете, должно было состояться представление под названием «Дочь герцога и другие пьески».
В гостинице Мэдди пришлось долго уговаривать дежурного клерка впустить их, но несколько монет, перешедших в его руки, сделали свое дело, Мэдди получила нужную ей информацию, и они с Бесс поспешили на третий этаж.
Наверху Мэдди постучала в дверь, из-за которой доносилась оживленная беседа.
Дверь открыла служанка с подносом в руках.
– Как вас представить, мисс? – спросила она. Мэдди устало расправила плечи.
– Леди Уэллер, – сухо ответила она, подумав, что есть моменты, когда ей нравится щеголять титулом Эйдриана.
Голоса в комнате умолкли, и она отчетливо услышала знакомый голос, сказавший:
– Какого черта… – И другой голос, просивший помолчать.
Служанка сделала книксен.
– Да, миледи, входите, пожалуйста, – сказала она и добавила для тех, кто находился в комнате: – Я принесу чаю, мэм.
Мэдди вошла и была вознаграждена удивлением и радостью, отразившимися на двух совершенно одинаковых лицах женщин, находившихся в комнате.
– Мэдлин! – одновременно воскликнули обе. – Что ты здесь делаешь?
Мэдди, конечно, расплакалась, а сестры-близнецы бросились обнимать ее.
Вопросов было более чем достаточно.
– Как получилось, что ты стала леди Уэллер? – спросила Офелия. – Когда мы уезжали из Англии, у тебя не было даже поклонника.
– Что ты здесь делаешь? Почему разъезжаешь по Йоркширу в сопровождении одной только Бесс? – добавила Корделия. – Что-нибудь с папой?
Мэдди вздохнула:
– Неужели вы не получили ни одного моего письма?
Муж Корделии – темноволосый мужчина с серыми глазами и немного циничным выражением лица – удивленно поднял брови.
– Наверное, Офелия, это вина твоей безмозглой экономки.
– Да, ты, вероятно, прав, Рэнсом. Видимо, она по-прежнему пересылает нашу почту в отель в Дувре, хотя мы уехали от туда уже, по крайней мере, две недели назад. Прости, Мэдлин, но мы не получали никакой почты уже несколько месяцев. Расскажи нам, что произошло и когда ты вышла замуж.
– Когда ты влюбилась? – поддержала сестру Корделия. – И где твой муж?
– Если бы я это знала, – ответила Мэдди, стараясь не заплакать.
– Ты его потеряла? – Офелия вытаращила глаза. Корделия толкнула сестру в бок.
– Не выдумывай. Это жизнь, а не одна из твоих пьесок!
– Разумеется, – ничуть не смутилась Офелия. – Но я… я так скучаю по своему дорогому Джайлсу…
Мэдди поискала глазами мужа другой сестры:
– А где Джайлс?
– Его попросили занять должность, временно, хотя это все равно большая честь. Он заменил больного епископа Берикского, которому восемьдесят лет. Но лучше бы Джайлса не просили – там такой ужасный климат, и потом, это такая глушь…
– А что вы здесь делаете и почему не навестили по дороге нас с папой? – перебила сестру Мэдди, зная, что истории Офелии всегда стремились к бесконечности.
– Мы хотели навестить, но строительство нового театра в Лондоне еще не завершено, а актеры на гастролях. Они хотели, чтобы я была где-нибудь поблизости, когда они будут играть новую пьесу, на тот случай, если придется вносить изменения в текст, – ты ведь знаешь, как это бывает.
Мэдди не имела об этом ни малейшего понятия, но кивнула.